е. идеалистический пункт), "который является роковым для его собственной теории".<<*46>> "На всем протяжении рассуждений Авенариуса хорошую услугу оказывает ему неопределенность термина "опыт". То этот термин (experience) означает того, кто испытывает; то он означает то, что испытывают; последнее значение подчеркивается тогда, когда речь идет о природе нашего Я (of the self). Эти два значения термина "опыт" на практике совпадают с его важным делением абсолютного и относительного рассмотрения" (выше я указал значение этого деления у Авенариуса); "и эти две точки зрения не примирены на самом деле в его философии. Ибо когда он допускает, как законную, ту посылку, что опыт идеально дополняется мыслью" (полное описание среды идеально дополняется мыслью о наблюдающем Я), "то он делает допущение, которое он не в состоянии соединить с его собственным утверждением, будто ничто не существует вне отношения к нашему Я (to the self). Идеальное дополнение данной реальности, которая получается из разложения материальных тел на элементы, недоступные нашим чувствам" (речь идет о материальных элементах, открытых естествознанием, об атомах, электронах и т. п., а не о тех выдуманных элементах, которые сочинены Махом и Авенариусом), "или из описания земли в такие времена, когда ни одного человеческого существа на ней не было, - это, строго говоря, не есть дополнение опыта, а дополнение того, что мы испытываем. Это дополняет лишь одно из тех звеньев координации, про которые Авенариус говорил, что они неразделимы. Это ведет нас к тому, что не только никогда не было испытано (не было объектом опыта, has not been experienced), но к тому, что никогда никоим образом не может быть испытано существами подобными нам. Но тут как раз на выручку Авенариусу приходит двусмысленность термина: опыт. Авенариус рассуждает, что мысль есть столь же истинная (настоящая, genuine) форма опыта, как и чувственное восприятие, а таким образом он приходит назад к старому истасканному (time-worn) аргументу субъективного идеализма, именно, что мысль и реальность неотделимы, потому что реальность может быть воспринята только в мысли, а мысль предполагает существование того, кто мыслит. Итак, не какое-нибудь оригинальное и глубокое восстановление реализма, а просто восстановление субъективного идеализма в самой грубой (crudest) форме, - вот каков окончательный результат позитивных рассуждений Авенариуса" (р. 29).

Мистификация Авенариуса, всецело повторяющего ошибку Фихте, превосходно разоблачена здесь. Пресловутое устранение посредством словечка "опыт" противоположности материализма (Смит напрасно говорит: реализма) и идеализма сразу оказалось мифом, как только мы начали переходить к определенным конкретным вопросам. Таков вопрос о существовании земли до человека, до всякого ощущающего существа. Мы будем сейчас говорить об этом подробнее. Теперь же отметим, что маску с Авенариуса, с его фиктивного "реализма" срывает не только Н. Смит, противник его теории, но и имманент В. Шуппе, который горячо приветствовал появление "Человеческого понятия о мире", как подтверждение наивного реализма.<<*47>> Дело в том, что на такой "реализм", т. е. на такую мистификацию материализма, которую преподнес Авенариус, вполне согласен В. Шуппе. На такой "реализм", - писал он Авенариусу, - я всегда претендовал с таким же правом, как вы, hochverehrter Herr College (высокоуважаемый господин коллега), ибо меня, имманента, оклеветали, будто я субъективный идеалист. "Мое понятие мышления... примиримо превосходно (vertragt sich vortrefflich) с вашей, высокоуважаемый господин коллега, "Теорией чистого опыта"" (с. 384). "Связь и неразрывность двум членам координации" дает на деле лишь наше Я (das Ich, т. е. отвлеченное, фихтевское, самосознание, оторванная от мозга мысль). "То, что вы хотели элиминировать, то вы молча предположили", - писал (с. 388) Шуппе Авенариусу. И трудно сказать, кто больнее срывает маску с мистификатора Авенариуса, - Смит ли своим прямым и ясным опровержением, или Шуппе своим восторженным отзывом о заключительной работе Авенариуса.