Есть ли это — программа для нас, т. е. определяет ли она требования, которые мы выставляем, или мы хотим сделать ее популярной” (!?!?). Тов. Либер “хотел бы сделать те же указания, что и тов. Егоров”. Тов. Махов выступает со свойственной ему решительностью, заявляя, что “большинство (?) из говоривших решительно не понимает, что из себя представляет выставленная программа и какие цели она преследует”. Предлагаемую программу, видите ли, “трудно считать за соц.-дем. аграрную программу”; она... “несколько пахнет игрой в исправление исторических несправедливостей”, на ней лежит “оттенок демагогии и авантюризма”. Теоретическим подтверждением этого глубокомыслия является обычная утрировка и упрощение вульгарного марксизма: искровцы будто бы “с крестьянами хотят оперировать, как с чем-то единым по составу; а так как крестьянство уж давно (?) расслоено на классы, то выставление единой программы неизбежно ведет к тому, что программа становится в целом демагогической и при проведении в жизнь сделается авантюрой” (202). Тов. Махов “выбалтывает” здесь истинную причину отрицательного отношения к нашей аграрной программе со стороны многих социал-демократов, готовых “признавать” “Искру” (как признал ее и сам Махов), но совершенно не продумавших ее направление, ее теоретическую и тактическую позицию. Именно вульгаризация марксизма в применении его к такому сложному и многостороннему явлению, как современный уклад русского крестьянского хозяйства, вызывала и вызывает непонимание этой программы, а вовсе не расхождение по отдельным частностям. И на такой вульгарно-марксистской точке зрения быстро сошлись лидеры антиискровских элементов (Либер и Мартынов) и “центра” — Егоров и Махов. Тов. Егоров откровенно выразил также одну из характерных черт “Южного рабочего” и тяготеющих к нему групп и кружков, именно — непонимание значения крестьянского движения, непонимание того, что не переоценка, а, наоборот, скорее недооценка этого значения (и недостаток сил для использования движения) составляла слабую сторону наших социал-демократов во время первых знаменитых крестьянских восстаний. “Я далек от увлечения редакции крестьянским движением, — сказал т. Егоров, — увлечения, после крестьянских волнений охватившего многих социал-демократов”. Тов. Егоров не потрудился только, к сожалению, познакомить съезд сколько-нибудь точно с тем, в чем же выразилось это увлечение редакции, не потрудился привести конкретных указаний на литературный материал, данный “Искрой”. Он забыл, кроме того, что все основные пункты нашей аграрной программы были развиты “Искрой” еще в ее третьем номереa, т. е. задолго до крестьянских волнений. Кто “признавал” “Искру” не на словах только, тому не грех было бы проявить немного больше внимания к ее теоретическим и тактическим принципам!

“Нет, в крестьянстве мы много сделать не можем!” — восклицает т. Егоров и объясняет далее это восклицание де в смысле протеста против того или другого отдельного “увлечения”, а в смысле отрицания всей нашей позиции:

“Это и значит, что наш лозунг не может конкурировать с авантюристским лозунгом”. Прехарактерная формулировка беспринципного отношения к делу, сводящего все к “конкуренции” лозунгов разных партий! И это говорится после того, как оратор объявляет себя “удовлетворенным” теоретическими объяснениями, в которых указывалось, что мы стремимся к прочному успеху в агитации, не смущаясь временными неудачами, и что прочный успех (вопреки шумным крикам “конкурентов”... на минуту) невозможен без устойчивого теоретического базиса программы (с. 196). Какая путаница вскрывается этим уверением об “удовлетворенности” и немедленным повторением вульгарных положений, унаследованных от старого экономизма, для которого “конкуренция лозунгов” решала все вопросы не аграрной только, а всей программы и всей тактики экономической и политической борьбы. “Вы не заставите батрака, — говорил т. Егоров, — бороться рядом с богатым крестьянином за отрезки, которые уже в немалой части находятся в руках этого богатого крестьянина”.

Опять то же упрощение, несомненно приходящееся сродни нашему оппортунистическому экономизму, который настаивал, что невозможно “заставить” пролетария бороться за то, что в немалой части находится в руках буржуазии и в еще большей части попадет в ее руки в будущем.