е. только при том условии, что природа, о законах которой говорят физики, совпадает с царством вещей в себе, ...можно говорить о законах природы в отличие от психологических законов. Только в том случае, если законы природы действуют в области, независимой от нашего мышления, могут они служить объяснением того, что логически необходимые выводы из наших образов оказываются образами естественно-исторически-необходимых результатов того неизвестного, которое эти образы отражают или символизируют в нашем сознании" (218-219).

Гартман правильно чувствует, что идеализм новой физики - именно мода, а не серьезный философский поворот прочь от естественно-исторического материализма, и он правильно разъясняет поэтому физикам, что для превращения "моды" в последовательный, цельный, философский идеализм надо радикально переделать учение об объективной реальности времени, пространства, причинности и законов природы. Нельзя только атомы, электроны, эфир считать простым символом, простой "рабочей гипотезой", - надо объявить "рабочей гипотезой" и время, и пространство, и законы природы, и весь внешний мир. Либо материализм, либо универсальная подстановка психического под всю физическую природу; смешивать два эти ремесла есть тьма охотников, но мы с Богдановым не из их числа.

Из немецких физиков систематически боролся против махистского течения умерший в 1906 году Людвиг Больцман. Мы уже указывали, что "увлечению новыми гносеологическими догмами" он противопоставлял простое и ясное сведение махизма к солипсизму (см. выше, гл. I, § 6). Больцман, конечно, боится назвать себя материалистом и даже специально оговаривается, что он вовсе не против бытия божия.<<*200>> Но его теория познания по существу дела материалистическая, и выражает она - как признает историк естественных наук в XIX веке З. Гюнтер,<<*201>> мнение большинства естествоиспытателей. "Мы познаем существование всех вещей из тех впечатлений, - говорит Л. Больцман, - которые они производят на наши чувства" (l. c., S. 29). Теория есть "изображение" (или: снимок) с природы, с внешнего мира (77). Тем, кто говорит, что материя есть только комплекс чувственных ощущений, Больцман указывает, что тогда и другие люди суть только ощущения говорящего (168). Эти "идеологи", как говорит Больцман иногда вместо: философские идеалисты, рисуют нам "субъективную картину мира" (176), автор же предпочитает "более простую объективную картину мира". "Идеалист сравнивает утверждение, что материя существует так же, как наши ощущения, с мнением ребенка, будто побитый камень испытывает боль. Реалист сравнивает то мнение, по которому нельзя себе представить происхождение психического из материального или даже из игры атомов, с мнением необразованного человека, который утверждает, что солнце не может отстоять от земли на 20 миллионов миль, ибо он себе этого не может представить" (186). Больцман не отказывается от идеала науки представить дух и волю, как "сложные действия частиц материи" (396).

Против оствальдовской энергетики Л. Больцман полемизировал неоднократно с точки зрения физика, доказывая, что формулы кинетической энергии (половина массы, помноженная на квадрат скорости) Оствальд ни опровергнуть, ни устранить не может и что он вертится в порочном кругу, выводя сначала энергию из массы (принимает формулу кинетической энергии), а потом массу определяя как энергию (S. 112, 139). По этому поводу мне вспоминается богдановский пересказ Маха в третьей книге "Эмпириомонизма". "В науке, - пишет Богданов, ссылаясь на "Механику" Маха, - понятие материи сводится к выступающему в уравнениях механики коэффициенту массы, а этот последний при точном анализе оказывается обратной величиной ускорения при взаимодействии двух физических комплексов - тел" (с. 146). Понятно, что если какое-нибудь тело взять за единицу, то движение (механическое) всех прочих тел можно выразить простым отношением ускорения. Но ведь "тела" (т. е. материя) от этого вовсе еще не исчезают, не перестают существовать независимо от нашего сознания.