"Неомеханистская (т. е. господствующая) школа в физике, - пишет Рей, - верит в реальность физической теории в том же смысле, в каком человечество верит в реальность внешнего мира" (р. 234, § 22: тезис). Для этой школы "теория хочет быть снимком (le decalque) с объекта" (235).
Справедливо. И эта основная черта "неомеханистской" школы есть не что иное, как основа материалистической гносеологии. Никакие отречения Рея от материалистов, никакие уверения его, что неомеханисты тоже, в сущности, феноменалисты и т. п., не могут ослабить этого коренного факта. Суть различия неомеханистов (материалистов более или менее стыдливых) и махистов в том и состоит, что последние отступают от такой теории познания и, отступая от нее, неизбежно оступаются в фидеизм.
Возьмите отношение Рея к учению Маха о причинности и необходимости природы. Только на первый взгляд, - уверяет Рей, - Мах "приближается к скептицизму" (76) и к "субъективизму" (76); эта "двусмысленность" (equivoque, р. 115) рассеивается, если взять учение Маха в целом. И Рей берет его в целом, приводит ряд цитат и из "Учения о теплоте" и из "Анализа ощущений", специально останавливается на главе о причинности в первом из названных сочинений, - но... но остерегается привести решающее место, заявление Маха, что физической необходимости нет, а есть только логическая! На это можно только сказать, что это не истолкование, а подкрашивание Маха, что это - стирание различий между "неомеханизмом" и махизмом. Вывод Рея: "Мах продолжает анализ и принимает заключения Юма, Милля и всех феноменалистов, по взгляду которых причинность не имеет в себе ничего субстанционального и является только привычкой мышления. Мах принимает основную тезу феноменализма, по отношению к которой учение о причинности есть простое следствие, именно: что не существует ничего, кроме ощущений. Но Мах добавляет в чисто объективистском направлении: наука, исследуя ощущения, находит в них постоянные и общие элементы, которые, будучи абстрагированы из ощущений, имеют ту же реальность, как и они, ибо они почерпнуты из ощущений посредством чувственного наблюдения. И эти постоянные и общие элементы, как-то: энергия и ее превращения, представляют из себя основу систематизации физики" (117).
Выходит, что Мах принимает субъективную теорию причинности Юма и толкует ее в объективистском смысле! Рей увертывается, защищая Маха ссылками на его непоследовательность и подводя к тому, что в "реальном" толковании опыта этот опыт ведет к "необходимости". А опыт есть то, что дано извне, и если необходимость природы, законы ее тоже извне даны человеку, из объективно-реальной природы, - тогда, разумеется, всякая разница между махизмом и материализмом исчезает. Рей защищает махизм от "неомеханизма" тем, что по всей линии капитулирует перед последним, отстаивая словечко феноменализм, а не суть этого направления.
Пуанкаре, например, вполне в духе Маха выводит законы природы - вплоть до того, что пространство имеет три измерения, - из "удобства". Но это вовсе не означает: "произвольный", спешит "поправить" Рей. Нет, "удобный" выражает здесь "приспособление к объекту" (курсив Рея, с. 196). Нечего сказать, великолепное разграничение двух школ и "опровержение" материализма... "Если теория Пуанкаре отделяется логически непереходимой пропастью от онтологического истолкования механистской школы" (т. е. от признания этой школы, что теория есть снимок с объекта)... "если теория Пуанкаре способна служить опорой для философского идеализма, то, по крайней мере, на почве науки она согласуется очень хорошо с общим развитием идей классической физики, с тенденцией рассматривать физику, как объективное знание, столь же объективное, как и опыт, т. е. как ощущения, из которых опыт исходит" (200).
С одной стороны, нельзя не сознаться; с другой стороны, надо признаться. С одной стороны, непереходимая пропасть отделяет Пуанкаре от неомеханизма, хотя Пуанкаре стоит посредине между "концептуализмом" Маха и неомеханизмом, а Мах будто бы вовсе не отделен никакой пропастью от неомеханизма.