Вся эта попытка от начала до конца никуда не годится, ибо применение понятий "подбора", "ассимиляции и дезассимиляции" энергии, энергетического баланса и проч. и т. п. в применении к области общественных наук есть пустая фраза. На деле никакого исследования общественных явлений, никакого уяснения метода общественных наук нельзя дать при помощи этих понятий. Нет ничего легче, как наклеить "энергетический" или "биолого-социологический" ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но нет и ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие. Не в том суть, что Богданов при этом все свои итоги и выводы подгоняет под Маркса, или "почти" все (мы видели "поправку" к вопросу об отношении общественного бытия и общественного сознания), - а в том, что приемы этого подгонянья, этой "социальной энергетики" сплошь фальшивы и ровно ничем не отличаются от приемов Ланге.
"Г. Ланге, - писал Маркс 27-го июня 1870 года к Кугельману, - ("О рабочем вопросе и т. д.", 2 изд.) сильно хвалит меня... с целью самого себя выставить великим человеком. Дело в том, что г. Ланге сделал великое открытие. Всю историю можно подвести под единственный великий естественный закон. Этот естественный закон заключается во фразе "Struggle for life" - борьба за существование (выражение Дарвина в этом употреблении его становится пустой фразой), а содержание этой фразы составляет мальтусовский закон о населении или, вернее, о перенаселении. Следовательно, вместо того, чтоб анализировать эту "Struggle for life", как она исторически проявлялась в различных общественных формах, не остается ничего другого делать, как превращать всякую конкретную борьбу во фразу "Struggle for life", а эту фразу в мальтусовскую фантазию о населении. Нужно согласиться, что это очень убедительный метод... для напыщенного, притворяющегося научным, высокопарного невежества и лености мысли".<<#103>>
Основа критики Ланге заключается у Маркса не в том, что Ланге подсовывает специально мальтузианство в социологию, а в том, что перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза. С "хорошими" ли целями предпринимается такое перенесение или с целями подкрепления ложных социологических выводов, от этого фраза не перестает быть фразой. И "социальная энергетика" Богданова, его присоединение к марксизму учения об общественном подборе есть именно такая фраза.
Как в гносеологии Мах и Авенариус не развивали идеализма, а загромождали старые идеалистические ошибки претенциозным терминологическим вздором ("элементы", "принципиальная координация", "интроекция" и т. д.), так и в социологии эмпириокритицизм ведет, даже при самом искреннем сочувствии к выводам марксизма, к искажению исторического материализма претенциозно-пустой энергетической и биологической словесностью.
Исторической особенностью современного российского махизма (вернее: махистского поветрия среди части с.-д.) является следующее обстоятельство. Фейербах был "материалист внизу, идеалист вверху"; - то же относится в известной мере и к Бюхнеру, Фохту, Молешотту и к Дюрингу с тем существенным отличием, что все эти философы были пигмеями и жалкими кропателями по сравнению с Фейербахом.
Маркс и Энгельс, вырастая из Фейербаха и мужая в борьбе с кропателями, естественно обращали наибольшее внимание на достраивание философии материализма доверху, т. е. не на материалистическую гносеологию, а на материалистическое понимание истории. От этого Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме. Наши махисты, желающие быть марксистами, подошли к марксизму в совершенно отличный от этого исторический период, подошли в такое время, когда буржуазная философия особенно специализировалась на гносеологии и, усваивая в односторонней и искаженной форме некоторые составные части диалектики (например, релятивизм), преимущественное внимание обращала на защиту или восстановление идеализма внизу, а не идеализма вверху.