В этом отношении я выбираю формулировку Мартова”. И тов. Акимов с откровенностью пояснил, что “самую цель их” (Плеханова, Мартова и мою — создание руководящей организации революционеров) он считает “неосуществимой и вредной”; он отстаивает, как и тов. Мартыновc, идею экономистов о ненужности “организации революционеров”. Он “полон веры, что жизнь все же ворвется в нашу пар- _______________________
a См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 15, 18—19. Ред.
b См Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 19. Ред.
c Тов. Мартынов, впрочем, хочет отличаться от тов. Акимова, хочет доказать, что заговорщический будто бы не значит конспиративный, что за разницей этих слов скрывается разница понятий. Какая это разница, ни тов. Мартынов, ни идущий теперь по его стопам тов. Аксельрод так и не объяснили тов. Мартынов “делает вид”, будто я, например, в “Что делать?” не высказался решительно (как и в “Задачах” (см. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 433—470. Ред.)) против “сужения политической борьбы до заговора” Тов. Мартынов хочет заставить слушателей забыть, что те, с кем я воевал, не видели надобности в организации революционеров, как не видит ее и сейчас товарищ Акимов.
тийную организацию, независимо от того, загородите вы ей дорогу формулой Мартова или формулой Ленина”. На этом “хвостистском” понимании “жизни” не стоило бы останавливаться, если бы мы не встретили его также у т. Мартова. Вторая речь т. Мартова (стр. 245) вообще настолько интересна, что ее стоит разобрать подробно.
Первый довод т. Мартова: контроль партийных организаций над не входящими в организации членами партии “осуществим, поскольку комитет, поручая кому-либо известную функцию, имеет возможность следить за ней” (стр. 245). Этот тезис замечательно характерен, ибо он “выдает”, если можно так выразиться, кому нужна и кому будет на деле служить формулировка Мартова: интеллигентным ли одиночкам или рабочим группам и рабочим массам. Дело в том, что возможны два толкования формулы Мартова: 1) членом партии вправе “объявлять себя” (слова самого тов. Мартова) всякий, кто оказывает ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций; 2) членом партии всякая ее организация вправе признать всякого, кто оказывает ей регулярное личное содействие под ее руководством. Только первое толкование дает действительно возможность “каждому стачечнику” назваться членом партии, и только оно, поэтому, и завоевало сразу сердца Либеров, Акимовых и Мартыновых. Но это толкование является уже, очевидно, фразой, ибо тогда сюда подойдет весь рабочий класс, я сотрется различие между партией и классом; о контроле и руководстве за “каждым стачечником” можно говорить только “символически”. Вот почему т. Мартов и сбился во второй своей речи сейчас же на второе толкование (хотя, в скобках сказать, оно прямо отклонено съездом, отвергшим резолюцию Костича9, стр. 255): комитет будет поручать функции и следить за их выполнением. Такие специальные поручения никогда, конечно, не будут иметь места по отношению к массе рабочих, к тысячам пролетариев (о которых говорят т. Аксельрод и т. Мартынов), — они будут даваться зачастую вот именно тем профессорам, которых поминал т. Аксельрод, тем гимназистам, о которых заботился т. Либер и т. Попов (стр. 241), той революционной молодежи, на которую ссылался т. Аксельрод в своей второй речи (стр. 242). Одним словом, формула т. Мартова либо останется мертвой буквой, пустой фразой, либо она принесет пользу главным образом и почти исключительно “интеллигентам, насквозь пропитанным буржуазным индивидуализмом” и не желающим входить в организацию. На словах формула Мартова отстаивает интересы широких слоев пролетариата; на деле эта формула послужит интересам буржуазной интеллигенции, чурающейся пролетарской дисциплины и организации. Никто не решится отрицать, что интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации (ср. хотя бы известные статьи Каутского об интеллигенции); в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; и это свойство интеллигенции стоит в неразрывной связи с обычными условиями ее жизни, условиями ее заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования (работа в одиночку или в очень мелких коллективах и т.