Мартовым и антиискровцами не было и быть не могло, и никто его в этом не подозревал: это ему только со страху показалось. Но его ошибка политически обнаружилась именно в том, что люди, несомненно тяготеющие к оппортунизму, стали образовывать вокруг него все более и более плотное “компактное” большинство (ставшее теперь меньшинством только благодаря “случайному” уходу семи делегатов). На эту “коалицию” мы указывали, конечно, тоже открыто тотчас же после § 1 и на съезде (см. отмеченное уже выше замечание т. Павловича, стр. 255 прот. съезда) и в организации “Искры” (особенно указывал на это, помнится, Плеханов). Это буквально то же самое указание и та же самая насмешка, которая падала и на Бебеля с Либкнехтом в 1895 году, когда Цеткина сказала им: “Es tut mir in der Seele web, dab ich dich in der Gesellschaft seh'” (горько у меня на душе, что я вижу тебя — т. е. Бебеля — в такой компании — т. е. с Фольмаром и К°)13. Странно это, право, что Бебель с Либкнехтом не послали тогда Каутскому и Цеткиной истерического послания о ложном обвинении в оппортунизме...
Что касается до списка кандидатов в ЦК, то письмо это показывает ошибку т. Мартова, утверждавшего в Лиге, что отказ столковаться с нами не был еще окончательный, — лишний пример того, как неразумно в политической борьбе пытаться воспроизводить на память разговоры, вместо справки с документами. На самом деле “меньшинство” было так скромно, что предъявляло “большинству” ультиматум: взять двух из “меньшинства” и одного (в виде компромисса и только для уступки собственно!) от “большинства”. Это чудовищно, но это факт. И этот факт показывает воочию, как вздорны теперешние россказни, будто “большинство” одной половиной съезда выбирало представителей одной только половины. Как раз наоборот: мартовцы лишь для уступки предлагали нам одного из трех, желая, следовательно, в случае несогласия нашего на эту оригинальную “уступку”, провести всех своих! Мы посмеялись, на нашем частном собрании, над скромностью мартовцев и составили себе список: Глебов — Травинский (выбранный потом в ЦК) — Попов. Этот последний был заменен нами (тоже на частном собрании 24-х) тов. Васильевым (выбранным потом в ЦК) лишь потому, что тов. Попов отказался идти в нашем списке, отказался сначала в частной беседе, а потом и на съезде открыто (стр. 338).
Вот как было дело.
Скромное “меньшинство” имело скромное желание быть в большинстве. Когда это скромное желание не было удовлетворено, “меньшинство” изволило вовсе отказаться и начать скандальчик. А теперь находятся еще люди, которые величественно-снисходительно толкуют о “неуступчивости” “большинства”!
“Меньшинство” предъявляло забавные ультиматумы “большинству”, идучи на рать свободной агитации на съезде. Потерпев поражение, наши герои расплакались и закричали об осадном положении. Voila touta.
Ужасное обвинение в том, что мы намерены изменить состав редакции, мы (частное собрание 24-х) встретили тоже улыбкой: все прекрасно знали с самого начала съезда и еще до съезда о плане обновления редакции путем выбора первоначальной тройки (подробнее я скажу об этом, когда будет речь о выборе редакции на съезде). Что “меньшинство” испугалось этого плана после того, как увидело, что прекрасным подтверждением правильности этого плана явилась коалиция “меньшинства” с антиискровцами, — это нас не удивило, это было вполне естественно. Мы не могли, конечно, брать всерьез предложение превратиться, по доброй воле, до борьбы на съезде, в меньшинство, не могли брать всерьез всего письма, авторы которого дошли до такой невероятной степени раздражения, что говорили о “ложных обвинениях в оппортунизме”. Мы твердо надеялись, что партийный долг возьмет очень быстро верх над естественным желанием “сорвать сердце”.
к) ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕНИЙ ОБ УСТАВЕ.
СОСТАВ СОВЕТА
Дальнейшие пункты устава вызывали гораздо больше споров о частностях, чем о принципах организации. 24-ое заседание съезда целиком посвящено было вопросу о представительстве на партийных съездах, причем решительную и определенную борьбу против общих всем искровцам планов вели опять-таки лишь бундовцы (Гольдблат и Либер, стр.